.Ханс Дикман «Юнгианский анализ волшебных сказок» Академический проект, 2000.
Мария-Луиза фон Франц «Психология сказки» Ювента, 1996.
Кларисса Пинкола Эстес «Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях» София, 2007.
Иска Зальцбергер-Виттенберг «Психоаналитический инсайт и человеческие отношения» Класс, 2006.
«Терапевтические отношения в психоанализе» Когито-Центр, 2007.
«Методы современной психотерапии», Класс, 2001.
Мария-Луиза фон Франц «Психология сказки» Ювента, 1996.
Кларисса Пинкола Эстес «Бегущая с волками. Женский архетип в мифах и сказаниях» София, 2007.
Иска Зальцбергер-Виттенберг «Психоаналитический инсайт и человеческие отношения» Класс, 2006.
«Терапевтические отношения в психоанализе» Когито-Центр, 2007.
«Методы современной психотерапии», Класс, 2001.
Неделя из жизни психоаналитика
02 Февраля 2007 00:00
PSYCHOLOGIES №13
О том, что такое психоанализ, многие узнают из учебников или же непосредственно на его сеансах. Андрей Россохин принял наши правила игры, чтобы помочь нам взглянуть на происходящее за дверями его кабинета иначе. Работа, мысли и чувства практикующего психоаналитика от первого лица.
Понедельник
......Вернувшись из рабочей поездки, я стараюсь быть особо чувствительным к переживаниям моих анализантов*, связанным с недельным перерывом. Часто они могут быть скрыты и проявлять себя лишь через сны или нечаянно оброненные замечания, но иногда не нужно быть психоаналитиком, чтобы их услышать. Так было сегодня, когда мой анализант, 40-летний адвокат Дмитрий, начал обвинять меня во всех своих бедах и неудачах. «Вы все время уезжаете именно тогда, когда мне особенно необходима ваша помощь! Я иногда думаю, что вам безразличны ваши пациенты. Как можно работать с утра до вечера с разными людьми и переживать с ними все, что они рассказывают вам? Вы это можете лишь потому, что на самом деле вам глубоко наплевать на всех нас. Я уверен: если бы вам не были нужны наши деньги, вы никогда бы не вернулись и жили там припеваючи». За этой агрессией я слышу голос маленького обиженного ребенка; в моей памяти всплывают картины его детства. Больная шизофренией мать, живущая большей частью в своем внутреннем мире, то окружала его заботой и вниманием, то, казалось, совсем забывала о его существовании. Мальчик всеми силами тянулся к отцу, который очень его любил, но, будучи капитаном военного корабля, постоянно уходил в море, оставляя его одного с матерью. Однажды из такого похода отец не вернулся. Детское «Я» Дмитрия нашло защиту от боли с помощью отрицания этой потери: на самом деле отец не погиб, а бросил, предал его. Он живет где-то там, где ему хорошо, и не вспоминает о своем сыне. Цена такой защиты – обесценивание любви отца к сыну, разрушение тесной душевной связи с ним и, как следствие, ощущение пустоты и внутреннего одиночества у этого очень успешного взрослого мужчины. «Я видел сон, в котором я прихожу на сеанс, а ваш офис закрыт. Кто-то говорит мне, что вы умерли. Мне это было совершенно безразлично», – добавляет он. «Вы боитесь, что я не вернусь, так же как и ваш отец?» – спрашиваю я. Дмитрий взрывается потоком агрессии и ярости, направленной и на меня, и на своего отца. Успокоившись, он говорит полушепотом: «Мне было так больно, когда он умер, что я чуть не сошел с ума. Тогда я решил, что смогу жить и без него – так, будто его никогда и не было… На самом деле я всегда любил отца, и он всегда был мне нужен. Я понял сейчас, что я добился всего благодаря его любви и силе, которую он передал мне».
Вторник
«У вас появилась новая скульптура», – говорит мой анализант Татьяна, устраиваясь на кушетке и искоса нерешительно разглядывая деревянную копию тотемной фигуры с ребенком, найденной на островах Тробриан в Океании. Но в следующий момент она забывает о предмете своего мимолетного интереса и начинает рассказывать мне о своем раздражении, обиде на мужа, который, как она считает, интересуется лишь самим собой и их только что родившимся сыном. Она чувствует себя брошенной, нужной только для того, чтобы выкармливать малыша. «А ведь я тоже хочу нежности и заботы», – восклицает она… и замолкает, испугавшись своей ярости – уже по отношению к сыну. Внезапно, обернувшись, она вновь пристально смотрит на деревянную скульптуру. Фигура довольно большая, видны все детали. «Странно, – произносит она, – войдя, я решила, что это мать с ребенком на руках. Но сейчас мне кажется, что это не мать, а отец. У него явно мужское лицо и взгляд, обращенный куда-то внутрь себя. Но он держит ребенка, как мать. Может быть, это все же женщина?» Я спрашиваю ее: что, как ей кажется, может чувствовать ребенок на руках у этой матери-отца? «Он ощущает неразрывную связь как со своей мамой, так и с отцом. Он и есть живое подтверждение их связи, их любви друг к другу». Уже улыбаясь, она продолжает: «Он появился на свет благодаря их любовному слиянию в одно целое. Вы знаете, сейчас я вдруг вспомнила: когда родился мой младший братик, мне казалось, что родители перестали любить меня. Я ненавидела его и их, ощущала себя одинокой и всеми забытой. Возможно, после рождения моего сына я начала переживать нечто подобное – так, словно он не мой сын, а маленький братик, отнимающий у меня любовь мамы и папы. Ваша скульптура помогла мне вновь восстановить в себе нежную мать и любящую своего мужа женщину. Я чувствую, что могу так же бережно, как и эта фигурка, заботиться не только о своем сыне, но и о маленькой девочке внутри себя».
Я думаю, что та магическая сила, которой Татьяна наделяет эту архаическую скульптуру, на самом деле заключена в ней самой, а точнее – в удивительной творческой силе ее бессознательного.
Среда
С тех пор как мои французские друзья подарили мне маленького котенка Улиссу и она стала моим полноправным ассистентом в психоаналитическом кабинете, кошки заняли важное место в фантазиях моих анализантов, как, впрочем, и в моих собственных. Сегодня утром был, возможно, один из самых забавных моментов за все время моей практики. Я работал с Александром, президентом одного из московских банков, известным и уважаемым человеком, который, впрочем, в тот момент был очень далек от своего сегодняшнего социального статуса: лежа на кушетке, он был искренне расстроен невниманием своего отца к его достижениям. Он только что слепил замечательный инопланетный корабль и с гордостью показывал его отцу, надеясь на его похвалу и одобрение. Отец, однако, искоса взглянув на плод творческой фантазии сына, снисходительно потрепал его по голове и продолжил читать свою газету. Александр говорил мне о своем разочаровании, обиде и злости на отца, когда Улисса прыгнула ко мне на колени, удобно устроилась и начала громко урчать от удовольствия. Меня внезапно охватила тревога: я опасался, что мой анализант решит, будто я заснул и захрапел (!). В довершение всего Улисса, сладко потянувшись, издала звук, очень напоминающий человеческий зевок. До этого я не собирался нарушать поток воспоминаний Александра, но неожиданно для самого себя начал что-то активно у него спрашивать. В следующий момент, посмеявшись над собой и проанализировав свои опасения, я, благодаря своему кошачьему «ассистенту», понял глубину детского отчаяния своего анализанта: ощущая свою неспособность достучаться до «спящего» отца, он и во взрослом возрасте продолжал жить и работать, всеми силами стремясь доказать ему свою значимость.
Четверг
Современный психоанализ… Курс лекций, который я читаю уже многие годы на родном психологическом факультете МГУ, каждый раз заставляет меня внутренне собраться, настроиться на серьезную работу. Я не люблю повторяться и рассказывать то, что я и так хорошо знаю. Мне нравится размышлять в процессе лекции, строить гипотезы, обсуждать клинические случаи и обязательно узнавать что-то новое – так я открываю психоанализ для самого себя и для своих студентов. Это похоже на многократные подводные погружения в одном и том же месте моря. Каждое новое погружение – это встреча с чем-то уже знакомым и одновременно восторг от новых неожиданных мелочей. Ты замечаешь раскрывшийся голубой коралл, вальсирующее облако красных рыбок, игру света и тени в подводной пещерке – из всего этого постепенно рождается внутреннее чувство моря и его глубин. Так и сегодня: я погружаюсь вместе со своими слушателями в подводный мир детской сексуальности, который может так много рассказать о каждом из нас, если мы разрешим себе надеть маску, опустить голову в воду и присмотреться к этому удивительному и на самом деле совсем не враждебному внутреннему миру.
Пятница
Я застываю на миг, пораженный яркостью и силой внутренних душевных пейзажей г-жи М., внезапно открывшихся в ответ на мою, казалось бы, простую «филологическую» реплику: «Свет… Света».
Это похоже на те особые мгновения в ходе горных путешествий, когда после невыносимо тяжелого восхождения ты выбираешься на горный перевал и перед тобой внезапно открывается новое пространство – с ледниками, раскрашенными заходящим солнцем, долинами и манящей линией горизонта. Так и сейчас, слушая рассказ г-жи М. об увиденных ею в сновидении отвратительных монстрах, с которыми она обречена жить и сражаться в темном, замкнутом пространстве таинственного дворца, я переживал вместе с ней всю ее беззащитность и отчаяние. В какой-то момент своего сновидения она кидает камень в пугающий ее образ и разбивает стекло. Луч света проникает внутрь дворца на несколько секунд, освещает чудище, и оно превращается… в нее саму. «Свет… Света», – произношу я. Я чувствую: словно молния ударяет г-жу М. Она замирает и внезапно начинает безудержно рыдать. Я ощущаю, как стены этой мрачной темницы разлетаются от ее рыданий, наполненных болью и вместе с тем несущих облегчение. У г-жи М. была сестра-двойняшка, которую, как она меня всегда уверяла, отец и мать любили гораздо больше, чем ее саму. Когда ей было пять лет, произошел несчастный случай: сестра погибла, когда они вместе играли во дворе. Ее звали Светой. Заблокированная, непережитая боль в глубине детской души, вина и потребность в самонаказании создавали во внутреннем мире г-жи М. мучительный ад. Ее собственное бессознательное подсказало ей, что вернуть себе себя она может, только восстановив утраченную связь с сестрой-двойняшкой, проделав, как мы говорим, работу горя. «Я снова чувствую себя живой», – были ее первые слова после долгих рыданий. Как тот путник на горном перевале, я очень рад этим вновь появившимся силам, но вместе с тем хорошо понимаю, как много еще предстоит пройти.
Суббота
Я радуюсь тому, что наконец могу провести весь день со своей семьей. Мы безуспешно пытаемся пробиться через пробки к детскому театру; я чувствую: еще чуть-чуть, и я начну нервничать. Внезапно, вспоминая своего старого знакомого, бывшего полковника ракетных войск, я улыбаюсь и успокаиваюсь. Уйдя на пенсию, он поработал на разных руководящих должностях и однажды шокировал своих близких, став простым таксистом. «Я достаточно свободен, принадлежу самому себе, и это доставляет мне большое удовольствие», – был его главный аргумент. Я помню то недоверие, которое испытывал сначала к этим его словам, полагая, что он прячет за ними свое ощущение нереализованности. Однажды я спросил его: «Какая уж тут свобода, если вы проводите столько времени в пробках?» Его ответ поразил меня до глубины души. «В пробках мы свили гнезда и живем в них», – ответил он. Этот удивительный образ-метафора открыл мне самую сердцевину его восприятия жизни и самого себя в ней. В тот момент я понял, что он действительно чувствует себя счастливым человеком. Для него трудности и проблемы – это не то, что мешает жизни, а такая же естественная ее часть, как радость и удовольствие. Внутренняя свобода – это не только ничем не ограниченный полет, но и создание своего гнезда, и принятие своей зависимости от близких людей и от обстоятельств.
Воскресенье
Мы с женой давно не получали такого удовольствия от фильма, как сегодня. Казалось бы, что может рассказать голливудский фильм о Франции? Приходится признать: очень многое. «Хороший год» Ридли Скотта заставил меня вновь пережить много драгоценных моментов из давнего путешествия по французскому Провансу с его солнечными пейзажами, запахом лавандовых полей, пастельными красками, бесконечными виноградниками и чарующей атмосферой человеческой жизни, соблазняющей своим послевкусием.